Почему эта книга не знаменита? - спросил в недоумении самый знаменитый британский критик еще в 1973-м году? Я не просто задал себе этот вопрос, а поразился, что есть читающие люди, интеллектуалы, которые даже не подозревают о существовании этго шедевра. Как много в жизни мы не знаем - фраза, с которой тоже можно отождествить Стонера, главного героя этого великого романа.
С другой стороны ответ ясен: в 1965 году такая книга преуспеть, стать знаменитой, просто не могла. В пост-военной Америке, сотрясаемой революциями всех толков и наименований, роман, написанный в стиле Реализма, почти со строгостью 19-го века, того самого, в котором творили Диккенс, Бальзак, Гончаров, и другие - такому роману не была места среди нового поколения, каким бы потерянным оно не было. Томас Пинчон и Джон Барт уже изобрели гиперпанк и постмодернизм, Керуак и Берроуз сформировали поколение битников и изменили роман, как по форме, так и по содержанию. Набоков своей "Лолитой" разрушил границы провокативности и рамки сексуальности, Хеллер и Воннегут создали анти-военный роман, открыто выступая против истэблишмента. На олимпе этой литературы ярко загорелась и также быстро погасла звезда самого великого ее представителя - Сэлинджера. Новые голоса с еврейской и черной улицы начали звучать все громче и громче - Ричард Райт, Тони Моррисон, Джеймс Болдуин, Сол Беллоу, Филипп Рот. Либерализм захватил мир, все искали новых ощущений, желательно моментальных - здесь и сейчас. Консерваторы просто остались не у дел.
На фоне всех этих изменений выходит роман об учителе в университете. Его простая невзрачная жизнь, абсолютно лишенная "взрывов", семейная рутина, описания природы почти на уровне французских импрессионистов и мелкие склоки профессоров, спорящих о том, как следует преподавать средневековую грамматику. Кого-то удивляет, что этот роман остался уделом академиков? Но глубина этой книги, ее сдержанность, внутренняя сила потрясли меня настолько, что я едва мог дышать, когда дочитывал последние страницы. На мой взгляд, Стонер должен быть таким же символом, какими стали для нас Обломов, мадам Бовари, Уэйкфилд, Рип ван Винкль, Бартлби и другие. И скорее всего стал бы, если бы Уильямс написал бы эту книгу за сто лет до ее выхода в свет. Современный мир не прощает анахронизмов, "закоснелости", и неумения следовать веяниям моды.
Ирония заключается в том, что мир все время меняется. Одна тенденция сменяет другую, и ничего не вечно под луной. Пинчона сегодня могут читать только специалисты, Барт устарел и пропал, время Беллоу, Рота и африканцев, писавших о своем тяжелом рабстве, прошло - как прошло и время битников и "детей-цветов" - кто сегодня читает Керуака, и понимает то, о чем он пишет, этот второй по величине джазист литературы? Устав от постмодерна, несущего в себе только околесицу и бессмысленность, время поворачивается вспять и возвращается к простым и базисным вещам. Ожил великий реалист Ричард Йейтс, буквально за год вызволенный из безвестности. Все его десять книг, разошедшиеся при жизни автора общим тиражом в 2 тысячи экземпляров, теперь продаются миллионами, а фильмы по его книгам экранизирует Голливуд с Ди-Каприо и Кейт Уинслет в главных ролях. Начинают вспоминать минималиста Реймонда Карвера, и вот теперь Джона Уильямса.
Я был очень рад, что знаю еще один язык, поскольку в России, похоже, о Джоне Уильмсе и "Стонере" не слышал никто. Перевод на иврит в целом очень удачный, хотя иногда я представлял себе определенные фразы на английском, и их беззвучная красота радовала меня. Так что в общем - всем, кто знает иврит или может найти книгу на английском (а также тем, кто вообще еще читает книги) - рекомендую бросить все немедленно и начать поиск этого романа. Мне очень хочется надеяться, что на этом поиск не закончится. Для меня он только начался.
